О дружбе в социальных сетях
Наш колумнист крайне активен в социальных сетях, но имеет ли это общение что-то общее с настоящей дружбой?
Недавно один мой друг опубликовал в фейсбуке пост, в котором искренне удивлялся, что у него обнаружилось тридцать восемь общих друзей с журналистом по имени Дмитрий Ольшанский. Я с его творчеством был не очень знаком, хотя имя это периодически всплывало в различных соцсетях, но решил по такому поводу посмотреть, чем же он так знаменит и сколько у меня самого с ним общих друзей. Оказалось, что аж пятьдесят шесть. И удивление моего друга мне понятно: этот самый Ольшанский в своих постах яростно обрушивает на тех, кого он называет «либеральными гнидами», всю силу своей ненависти, призывает на их несчастные головы всевозможные кары и бурно радуется уже свершившемуся или грядущему закрытию СМИ, где эти самые «гниды» работают. На что, конечно, имеет полное право, гарантированное ему Конституцией. Но проблема в том, что практически все наши общие друзья — то как раз люди вполне либеральных, демократических и даже прозападных взглядов, многие из них работают в переживающих непростые времена СМИ. И зачем им такой «друг» — столь откровенно их презирающий и не разделяющий их ценности? Хотя, может быть, все дело в том, что понятие дружбы в эпоху социальных сетей претерпело серьезную трансформацию.
Когда-то во времена моего далекого детства и взросления дружба была понятием почти сакральным. В обществе был настоящий культ дружбы. Она считалась высшей, самой чистой и правильной формой взаимоотношений между людьми, не связанными между собой семейными узами. О дружбе снимались фильмы, писались серьезные книги и рассказы для детей, пелись песни — многие из которых мы знаем и поем до сих пор. Даже к романтической любви в советские времена отношение было не столь благосклонным. Очевидно, потому что любовь, как чувство непредсказуемое и иррациональное по своей природе, имеет свойство бесцеремонно сносить воздвигаемые обществом барьеры. Правильной формой любви считалась та, итогом которой должно было стать появление новой семьи — ячейки общества, то есть прирастание определенного коллективного блага. При этом считалось, что сохранить любовь на протяжении всей супружеской жизни невозможно и с годами она должна перейти в «нежную дружбу». То есть любовь в этом случае выступала в виде подготовительной фазы, так сказать, «играла на разогреве». И дело не только в особенностях советской идеологии. Если взглянуть на дружбу и любовь с точки зрения истории кино и литературы, то любовь всегда была траблмейкером (то есть создавала проблемы), а дружба — траблшутером (то есть решала их). Любовь бросала вызов тоталитарному обществу в трех великих антиутопиях: «1984» Оруэлла, «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли. Дружба же зачастую помогала выполнять самые сложные задания партии и правительства или, например, кайзера, фюрера, царя-батюшки в сколь угодно экстремальных условиях — на льдине, в окопе, в сталелитейном цехе. Просто потому что в основе дружбы был не древний половой инстинкт, не игра гормонов, не трудноуловимые ароматы феромонов, а понятная рациональная общность интересов, ценностей, жизненных установок.
Подружиться с классовым врагом или идеологическим противником было намного сложнее, чем влюбиться красному снайперу в белогвардейского офицера (для не смотревших фильм Григория Чухрая «Сорок первый» на всякий случай уточняю: речь идет о девушке-снайпере). И в этом рациональном и почти прагматическом характере дружеских отношений не было ничего плохого: наоборот, дружба всегда была самой надежной гаванью в мире бушующих страстей. И если в любви нам могло везти или не везти, то дружба была не про везение, а про сознательный выбор. В моей жизни было несколько загадочных, труднообъяснимых и очень болезненных расставаний с любимыми девушками, и каждый раз я «лечился», обсуждая тему «до дыр» с верными друзьями. Которых, кстати, было очень ограниченное количество: мы все были воспитаны в таком духе, что у каждого человека должен быть один лучший друг. Ну, может быть, два или даже три, но не больше. Дружба была вершиной иерархической пирамиды социальных связей, золотым стандартом человеческих отношений.
А потом пришли социальные сети, и все изменилось — не в меньшей степени, чем изменилась экономика, когда на смену золотому стандарту пришли бумажные деньги. Хочу сразу оговориться: я не противник соцсетей (и бумажных денег) и не собираюсь жаловаться на то, как они все испортили. Но то, что жизнь с их появлением изменилась, — «медицинский факт», с которым сложно поспорить. Например, мы стали по-другому дружить. Для начала исчез естественный отбор — ведь двигаясь вперед по жизни, мы постоянно отшелушиваем от себя избыточные социальные связи. Не потому, что люди плохие, просто ресурсов нашего общения хватает на ограниченное количество людей. Мы так эволюционно формировались, когда все, что от нас требовалось, — это умение отличать членов своей ограниченной стаи от чужаков. А тут вдруг все, кого мы когда-то оставили позади, снова радостно собрались вокруг нас. Это как если бы вдруг люди перестали умирать. Было бы, конечно, здорово, но очень скоро шагу ступить стало бы негде. Так же и в виртуальном пространстве. Когда появились «Одноклассники», все тут же бросились разыскивать и добавлять в друзья всех своих старых, давно исчезнувших с радара знакомых. Особенно бывших герл- и бойфрендов. Разыскали. Добавили. Узнали, кто как живет. Теперь читаем и лайкаем посты друг друга. И опять же ничего плохого в этом нет: многие из потерянных и найденных — прекрасные, интересные нам люди. Но народ продолжает прибывать: товарищи из спортзала, девушки, с которыми поболтал о чем-то на вечеринке, попутчики из поезда, коллеги и знакомые по бизнесу. Они вроде тоже интересные, хотя многих из тех, кого мы лайкаем и шерим, чьих котиков и детей мы знаем в лицо, мы не узнаем, случайно встретив на улице.
Счет друзей пошел на сотни и тысячи. Это уже хорошо изученная социологами тема, было даже выведено так называемое число Данбара — сто пятьдесят человек, максимальный размер группы, на которую хватает нашего внимания. В реальности почти все мы оставили этот барьер позади — у половины пользователей соцсети больше двухсот друзей, а их среднее число составляет триста тридцать восемь человек. А сколько среди них тех, кого вы, например, можете попросить помочь перевезти мебель на новую квартиру? Скорей всего, человек пять, не больше, то есть столько же, сколько было и до изобретения соцсетей. Или вот еще одна проблема: я в какой-то момент понял, что если какие-то мои близкие друзья решили остаться вне мира соцсетей, то они остались и вне моей информационной сферы. Например, они узнали о рождении моей дочки позже нескольких тысяч подписчиков в твиттере и фейсбуке. Мы часто не в курсе поездок друг друга по миру, а важными мыслями делимся не по мере их поступления в голову, а раз в несколько недель или месяцев — когда нам удается встретиться лично. И мне даже как-то совестно по этому поводу, но я ведь уже говорил, что ресурс общения ограничен, и чем больше мы спорим о политике с незнакомыми или полузнакомыми людьми, тем меньше нас остается на всех остальных.
Кажется, человечество созрело для того, чтобы вернуть в мир виртуальной дружбы те же рациональные принципы, по которым люди дружат в реальной жизни. Например, давайте перестанем отправлять запросы на дружбу незнакомым и малознакомым людям. Одно это уже сделает наш мир намного лучше и снизит уровень стресса в нем. А если кто-то из незнакомых людей вам интересен, так нет проблем: подпишитесь на него, читайте, комментируйте, но ради бога — не навязывайте никому знакомство с вашей жизнью. Ведь дружба — это дорога с двухсторонним движением. Говорю как человек, которому каждый день сыпятся запросы, — вот даже сейчас телефон в очередной раз завибрировал. Далее было бы неплохо как-то почистить наши дружеские списки. Нужны ли там люди, с которыми мы никак не взаимодействуем — ни в онлайне, ни в офлайне? Мы скользим взглядом по статусам друг друга, иногда ухмыляемся или открываем ссылки, но этим все и ограничивается.
Так нужно ли нам присутствовать в жизни друг друга? Но это уже сложнее — удалять уже существующих друзей, которые ничем тебя не обидели, как-то некрасиво, даже жестоко. Люди могут обидеться. Но я не обижусь. Можете удалить меня сами. Правда. При этом я не имею в виду, что виртуальная дружба должна быть исключительно продолжением офлайновых отношений. За эти годы у меня появилось очень много знакомых, с которыми я активно коммуницирую в сети, но которых в реальном мире я или не знаю вообще, или знаком шапочно. Ну так спасибо сети, что свела меня с ними, хотя, как правило, поводом для знакомства было что-то более весомое, чем сообщение «кто-то еще хочет добавить вас в друзья». И за многих старых и давно, казалось бы, потерянных друзей, знакомых, сослуживцев, с которыми я с радостью возобновил общение, тоже большое спасибо. Но при этом с немалым количеством людей нам лучше тихонько и без обид разойтись. И главное, возвращаясь к тому, с чего я начал эту колонку: давайте все-таки вспомним о том, что в основе дружбы есть какая-то, хотя бы самая расплывчатая, общность ценностей. Не совпадение мнений, а хотя бы возможность обращаться друг к другу на одном языке и слышать друг друга, обмениваться аргументами, а не оскорблениями. Нужны ли нам всем эти виртуальные срачи, в которых никогда не родится истина?
Бумажные деньги — прекрасное изобретение человечества, но в них заложена опасность разрушительной гиперинфляции. Печатный станок требует строгого контроля. Надеюсь, вы сможете сами провести аналогию с виртуальной дружбой.
